Философ Ионатан Коэн о герменевтике Фрейда, Фромма, Штрауса, Бубера - страница 8 из 10

интерпретации коренится в подозрении – не что текст прикрывается, а что он может быть прав! Не точно прав, но может быть прав. Если мы не считаем, что текст может быть прав, то мы себя ему не посвящаем. Не посвятив себя тексту, мы не высвободим его значение, потому что великие тексты выдают свое значение только тем, кто себя им посвящает. Сегодня для нас эти тексты – всего лишь еще один интересный историко-культурный феномен. Важно, что у Штрауса идет игра со словом «подозрение». Нам следует подозревать не текст, а самих себя в том, что наш релятивизм, нигилизм и отсутствие поиска истины окрашивает наше толкование. Итак, правильный подход к тексту по Штраусу – смирение. Когда я говорю о еврейской культуре с израильскими студентами в университете, то им свойственно все время пререкаться. Но когда они после армии едут в Индию, то часами смиренно сидят у ног великих учителей и пассивно внимают им. Штраус считает, что великие тексты прошлого знают одну существенную неизвестную нам вещь: что поиск истины делает нас людьми. Не мы понимаем тексты лучше, чем они сами себя понимают, а тексты понимают нас лучше, чем мы – сами себя. Поэтому читатель изначально должен не давать тексту оценки, а позволить тексту оценивать его. Однако нужно отличать этот подход от традиционного. Он звучит очень традиционно, но все же отличается, хочу сказать об этом. В традиционной культуре – еврейской и не только – были мудрецы, знавшие, где истина, и говорившие это всем. Все знали, в каких текстах истина есть, а в каких ее нет. Ныне эта структура развалилась. У большинства евреев и современных культур нет больше авторитетов, к которым можно обратиться и узнать, где истина есть, а где ее нет, многим из нас приходится по возможности обходиться разными истинами, потому что великие тексты говорят разное о самом важном. Мы находимся в немыслимой ситуации. В чем же немыслимость нашей, как читателей, ситуации по мнению Штрауса? Вот в чем. Во-первых: мы не компетентны оценивать Гоббса, Локка, Спинозу, даже Хайдеггера, и, конечно, ни Библию, ни Аристотеля, ни Платона. Нам не сравняться с серьезностью их поиска истины. Нам остается пытаться их изучать, изучать разные имеющиеся истины. С одной стороны, мы не можем их оценивать, а с другой – вынуждены это делать, потому что некому сказать нам, кто прав. Мы должны судить, но не можем. Что же нам делать? Эта ситуация заставила нас создать два пути уйти от проблемы. Эти два пути – это два подхода, о которых мы говорили. Один – это сказать, что мы живем в конце истории, поэтому знаем истину лучше людей, живших в ее начале, и можем судить своих праотцев. Другой – сказать, что никто не прав и все теории зависимы от своего времени, места, культуры и так далее. Так мы уходим от вопроса истины. Согласно Штраусу, на самом деле мы должны прежде всего утихнуть и прислушаться. Не предполагать, что мы знаем другую истину, которой можно объяснить Библию, или что то, что Библия говорит, сводится к ее историческому периоду, а сидеть у ног Библии и слушать, предполагая, что текст может знать что-то неизвестное нам. Поэтому я называю герменевтику