Философ Ионатан Коэн о герменевтике Фрейда, Фромма, Штрауса, Бубера - страница 3 из 10

что-то, что заставляет его так себя представлять. Точно так же мы читаем текст по герменевтике подозрения. В скобках замечу, что со временем вам станет очевидно, какие подходы я предпочитаю. Я постараюсь это скрыть, но не смогу сделать это полностью. Для начала я постараюсь представить каждый из них в положительном свете. Итак, если вы читаете текст исходя из герменевтики подозрения, то скорее всего изначально предполагаете, как и в случае пациента, что то, как текст себя представляет – никак не истинное его лицо. Он ненастоящий, в нём есть что-то подозрительно. В случае с рождением и взрослением Моисея в книге Шмот, Исхода, текст исходит из того, что этот сюжет правдив исторически и метафизически. Из этого исходили и многие поколения читателей. Текст представляет себя как исторические факты с добавлением метафизических истин. Тот, кто читает его с точки зрения герменевтики подозрения, исходит из того, что это неправда. То, что делает Фрейд в первых двух главах книги «Моисей и монотеизм» – это двойная редукция. Текст называет себя историей. Я называю его мифом. Не просто мифом, а психодинамикой, порождающей миф. Как Фрейд это делает? Он основывается на исследованиях одного из лучших своих учеников, Отто Ранка, согласно которым во многих культурах в разных местах в разные времена существуют истории о героях, чья структура примерно одинакова. В начале – опасные обстоятельства рождения героя (например, его бросили в реку), потом его подбирают простые люди, он растет, узнает свою настоящую сущность, побеждает персонажа-образ отца, воплощает свои мечты. Такие истории есть в Персии, в Риме – множество историй рождения так устроены. Итак, библейский текст себя представляет как уникальную историю, единственную в своем роде, истину историческую и метафизическую. Но! — говорит подозрительный читатель, нам лучше знать! — Это лишь один из многих мифов о герое. Мы знаем не только то, что эта история на самом деле – миф, но (здесь двойная редукция) и то, что миф – не просто миф. Мифы идут изнутри, как сны – мифы, как и сны, это символы. То есть, в конструкции Фрейда библейский сюжет сводится прежде к мифу, а потом к психодинамике. Каким образом миф сводится к психодинамике? Это основано на знаменитом Эдиповом комплексе, о котором мне не надо говорить, это всем известно: сын вожделеет мать, отец ревнует, сын боится отца, который отомстит ему за страсть к матери, этот страх занимает все мысли сына. Порой это приводит к тому, что сын представляет родителей как чудовищные, преувеличенные образы – так бывает в детской литературе. Бывают еще истории о детях царей и цариц, которые по сюжету тоже становятся царями и царицами, а изначальные цари уменьшаются в значении по ходу рассказа. Здесь Фрейд интересует меня не сам по себе, а как представитель целого подхода. Некоторые – не все! – марксистские и феминистские подходы избирают подобную тактику. Они говорят: «все – психология» или «все – политика», «все – патриархализм», «все – экономика». Иными словами, то, чем текст кажется сходу, можно свести к другой динамике. На самом деле текст – порождение психологии (экономики, политики). Вы скажете, что тексту не дали права на самоопределение – я оставлю вас с этой мыслью. Но в герменевтике подозрения